В истории иных народов есть войны, которые не закончились с последними залпами орудий и капитуляцией врага. Есть войны, которые не закончились, потому что они определили характер и судьбу народов, их исторический путь. Народы – не люди, и выбор «твари ли мы дрожащие, или право имеем?» встает перед ними чаще всего в смутную годину испытаний, когда на их землю пришел безусловный Враг и эту землю от него, Врага, надо защищать.
В истории России есть война, наиболее ярко определившая, «на чем стоит земля Русская». Эту войну всячески пытаются оболгать, извратить, подвергнуть пересмотру её итоги, уничтожить её памятники и стереть все её следы. Война, определившая «Кáмо грядéши?» (Куда идем?) и решившая судьбу России – это Гражданская война 1917-1921 гг. Та самая, про которую Булат Окуджава написал:
«Но если вдруг когда-нибудь мне уберечься не удастся,
Какое новое сраженье ни покачнуло б шар Земной,
Я все равно паду на той, на той единственной, Гражданской,
И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной».
Прав был Булат Шалвович. В корень глядел. «Та» война не кончилась. И пасть мы - теперь и во все грядущие века - по определению, можем только на «той» войне.
«Та единственная, Гражданская», война велась, в первую очередь, не между «красными» и «белыми», не между безбожниками и верующими, не между раздувающими или гасящими «мировой пожар». Это всё надстройка, а не базис. «Та единственная, Гражданская», война в сущности велась за решение очень простого вопроса – куда поставить запятую в историческом диктанте? Надо ли писать «Сохранить Россию, нельзя разрушить» или «Сохранить Россию нельзя, разрушить»?
В 1921-ом году убедительную победу одержали те здоровые силы общества, которые постановили – «России быть, её нельзя разрушить!». Сторонники неправильной пунктуации бежали из России, предварительно замарав себя сотрудничеством с интервентами (Деникин, Скоропадьский, Краснов), вывозом культурных и материальных ценностей (Семёнов, Шкуро), присягой на верность иностранным державам и разведкам (Колчак).
Ровно через двадцать лет, в грозовом 1941-ом году, России был задан ровно тот же вопрос насчет пунктуации. Новые «двоечники от Истории» пришли на нашу землю, а сопровождали их потрепанные жизнью и эмиграцией «господа офицеры» - Шкуро, Краснов, Клыч-Гирей – решившие под шумок оттяпать себе кусок советского пирога. И снова здоровые силы общества решили – России быть, её нельзя разрушить, нельзя уничтожить!
«Три битых плелись генерала,
был вечер туманен и сер.
А флаги маячили ало
над РСФСР.» (В. Маяковский).
В последние десятилетия «двоечники от Истории» прибегли к новой стратегии по раскалыванию общества на два враждующих лагеря – к «примирению». В рамках этой стратегии вчерешние герои отчего-то превращаются в палачей русского народа, а подлецы и коллаборанты – в героев и патриотов Святой Руси или в отважных борцов за независимость. В ходе «движения к примерению» мы дожили до появления совершенно удивительных вещей: полупредателей, квазиподлецов, псевдогероев, условных убийц. Для полного примерения со своим прошлым остается только открыть картинную галерею с работами Адольфа Шикельгрубера, видного автрийского художника первой половины XX века. Вот только к открытию галереи Гитлера можно будет приурочить «закрытие» истории России.
Читатель, спроси себя: наши предки - они герои или подлецы? Я почему-то уверен, что герои. И как же им не быть героями? Это их мечи и щиты остановили Мамаеву рать; это их штыки и приклады столкнули в море Белое и море Чёрное интервентов; это они врастали в промёрзлую землю под Москвой и брали Берлин. А новоявленных «господ офицеров» я хочу спросить: вы за них или против? Или у вас, господа офицеры, другие предки и другая земля?
Вот мой прадед был Красным латышским стрелком (извините). Да, я ношу у сердца крест, а не партбилет – но совесть у меня ровно та же. И моя совесть, совесть правнука Красного латышского стрелка, не позволяет мне примирится с продолжателями дела Деникина и Колчака: с растаскиванием моей страны на национальные и территориальные анклавы, с расчленением её на колонии, с использованием её сырьевой и технической базы для удовлетворения аппетитов наших «заклятых друзей и партнеров», с инсцинированием войн между братскими народами, с отчуждением украинцев, грузин, эстонцев и латышей от русских. Если мы примиримся, то как сможем мы смотреть в «глаза молодых солдат», что «с фотографий увядших глядят»? Примиренья мне не надо – дайте Родину мою!
Отчего же вы, господа офицеры, никак не поймете простой, прописной истины: нас не взять, ни голыми руками, ни с использованием спецсредств. И не важно, какие танки на нас наступают – английские «самцы» и «самки» генерала Деникина (откуда танки, Зин?), или серые «Панцеры» Гудериана. У нас есть связка гранат, противотанковое ружье и трофейный немецкий автомат, взятый в рукопашной. Слева в окопе от тебя – украинец и белорус, справа – латыш и казах. Мы тут, в окопе, вполне примирились.
"И никто не геройствует, потому как незачем. Спокойно жгём танки" (к.ф. «28 Панфиловцев»).